…Маленький оборванный ребенок. На чумазом личике больше всего выделяются глаза — огромные, темные, глаза не семилетнего малыша, мечтающего о новой игрушке. Он мечтает о еде, и не просто о замусоленной корке хлеба, которую он держит в руке, а о нормальном теплом супе. А ел ли он когда-нибудь нормально? Жил ли вообще в спокойствии?

Так я думала каждый раз, когда проходила мимо обездоленных. Взрослые сидели вдоль тротуаров и протягивали жалобно руки, а их дети подбегали к случайным прохожим и смотрели им в глаза, произнося: «Пожалуйста, дайте покушать…»

Их много… их очень много, кто знает сколько?! Тысячи, а может больше. Они всегда рядом с нами, но их присутствие стало настолько привычным, что просто перестали замечать. Они — это бездомные люди: бесправные, грязные, дикие, чуть доверчивые и свободные. Тот мальчик смог бы рассказать, что включает в себя слово свобода. Свобода — это… ненужность, это тихая ненависть к окружающим, свобода — это боль, холод, это зной и голод.

Бродячие. Звучит как приговор, который обжалованию не подлежит! Мы обвиняем их в агрессивности, сами того не осознавая, что именно мы являемся причиной жестокости зародившейся в сердцах братьев наших.

…Зима. Слякоть. Я возвращаюсь с занятий. Стараюсь по сторонам не смотреть, а только под ноги, чтобы не наскочить на какую-нибудь лужу. И вот я вижу перед собой фигурки людей. Это они: женщина средних лет и мальчик. Она сидит прямо в воде, на голове промокший платок, из-под которого торчат грязные черные волосы. Мальчик бегает рядом и роется в земле. В это время я прохожу мимо них, но стараюсь в их сторону не смотреть, так как знаю, что обычно будут на меня устремлены их глаза, полные мольбы, надежды и страха… Но краем глаза вижу, что женщина даже не заметила меня. Она схватила мальчика за руку и ударила его. Он же не произнес ни звука, лишь опустился рядом с матерью в лужу. Я заплакала.

Вот такая свобода получается, раскрашенная в цвета крови, снега, дождя, ветра и злобы. Свобода, которая вызывает лишь тоскливое ощущение, ощущение пустоты.