Июльская полуденная жара на песчаном берегу Клязьмы. Ватага мальчишек, накупавшись до озноба, лежала на горячем песке после неуемных состязаний «Кто первый» (кто дальше нырнет, плюнет, быстрей переплывет реку).

Главный заводила, худой, рыжий, ловкий, как обезьяна, конопатый Петька, не уступал никому. Особенно он был недосягаем в плевках на дальность.

Плевал он искусно — почти на середине реки были видны расплывающиеся круги от его плевка. Петька в начале отворачивался и, повернувшись, делал вдох, и все слышали плевок, вылетающий со звуком пробки из бутылки шампанского. Однажды, когда он отвернулся, дотошный Санька увидел, что Петька откусил кусочек корки хлеба и далеко выплюнул ее.

— Пацаны! Рыжий нас дурит! Он плюется коркой хлеба! — заорал он.

Петька на миг смутился разоблачением, но потом протянул корку:

— Берите, плюйте сколько угодно.

Все стали пробовать плеваться откусанными кусочками корки. Их попытки были лучше, чем раньше, но переплюнуть Рыжего никто не смог.

Зато он не отличался смелостью, а выделялся невидный тихий Киря, так все звали Кирилла, слабого мальчишку, уступавшего всем в их состязаниях. Было жуткое, ужасное испытание. У каждого была одинаковой длины короткая проволока. Нужно подползти к мчащемуся грохочущему составу поезда и под колеса вагонов подложить проволоку, которая отсекалась, становилась короче. У кого она оказывалась меньшей по длине, тот признавался самым смелым. А проволоку было очень страшно подсунуть под проносившиеся, оглушительно лязгающие колеса — казалось, они раздавят не проволоку, а руку. По смелости Киря превосходил всех.

И еще он покорял песнями, они всем нравились. Петька как-то раз спросил:

— Где ты так здорово научился петь?

— Я не учился, а просто подпевал маме, когда она стирала, гладила, готовила обед, когда помогал ей чистить картошку, лук. Она пела, а я подпевал и плакал от попадавшего мне в глаза едкого запаха лука. Песни сами влезали в ухо и запоминались.

— Киря, пока мы согреваемся после плавания, спой песни твоей мамы, — попросил Рыжий.

Он не спеша начал петь: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина», «Степь да степь кругом», «Живет моя отрада», «Куда ведешь, тропинка милая», «Клен ты мой опавший», «Ямщик, не гони лошадей».

Мальчишки подпевали песням: «Там вдали, за рекой», «Орленок», «Три танкиста», «По долинам и по взгорьям».

— Хорошие песни поет твоя мать, — похвалил Рыжий, когда Киря закончил петь.

— Ну, а теперь в воду, водолазы! Кто дольше просидит под водой!

Глубоко вдохнув, погрузился под воду Санька. Уцепившись за корягу, чтобы течение не сносило, превратился в водолаза. Двое начали считать: 1, 2… 5… 9… 12… 32, и он вылетел из воды, больше выдержать не мог.

Вот скрылся под водой белобрысый Леха — он протерпел до 69, опередив на один счет Рыжего, вчера он продержался до 68. Кудрявый Ванька дошел до 29, вынырнув, переведя дух, спросил: сколько?

— Гуляй, кучерявый, водолаз из тебя не получился!

Нырнул Рыжий, считали: 40… 47… 51, веря: на этот раз он будет вторым, 61… 64… На 72 рыжая голова выскочила из воды, громко вдыхая воздух широко раскрытым ртом. Он на три счета просидел дольше, чем Леха, и опять стал первым.

Нырнули поочередно еще три водолаза, не дышавшие под водой до 42, 53, 39.

— Считайте мне! — крикнул Киря, слабак в плавании и нырянии.

Когда дошли до 18, спокойный Ленька недовольно заметил:

— Пора выскакивать».

А после 38 с досадой вырвалось:

— Ну, тихоня, меня опередил.

— И меня тоже, — с уважением сказал Ванька.

Считали громче: 42… 51… 63.

После 72 стал считать Рыжий, заметив: «Киря, видно, и под водой смелый».

Считали хором все: 73… 75… 79.

— Не будешь зазнаваться, Рыжий! Тебя обошли! — выкрикивали некоторые, продолжая считать: 85… 87… 96.

Когда перевалили за 100, дружный хор дал сбой, счет сник и прекратился, стало тихо. У всех возникло нехорошее предчувствие. Не выдержав, Рыжий с разбегу, вслед за ним Леха, нырнули к засидевшемуся водолазу. Они с трудом еле оторвали его от коряги и вытащили на берег.

Мальчишки были в растерянности, перед ними лежал синюшный утопленник Киря.

Петька повернул его на бок, изо рта потекла вода. Перевернув на спину, сел верхом на ноги, взял его обе руки и начал поднимать их вверх и опускать вниз, надавливая на живот. Делал это долго, так же, как в прошлом году откачивали утонувшего взрослого.

Киря не подавал признаков жизни. Все со страхом смотрели на бездыханного друга.

— Смотрите, рот дернулся! — вскликнул Санька. Петька с большим усердием продолжал искусственное дыхание.

Кирю вдруг начало рвать, судорожно сокращался живот, вода вытекала изо рта, стал дышать, глаза были закрыты.

Подошел приземистый седовласый мужчина, увидел распростертого на песке Кирю.

— Вот беда какая, — произнес он. Опустился на колени, подложил майку под его голову, погладил по лицу, слегка пошлепывая, и нанес хлесткую пощечину, Киря открыл глаза, никуда не смотрящие.

— Слава Богу, раз дышит и открыл глаза — жить будет, купаться тоже будет. Пускай полежит.

Он поднялся, перекинув полотенце через плечо, пошел к городу.

А бледный Киря уже осмысленно смотрел на обступивших его мальчишек.

— Что случилось? — тихо спросил он.

Санька рассказал:

— Когда ты нырнул к коряге, мы стали считать, а тебя нет, все подумали, что Рыжий побежден, а оказалось, ты утоп.

Киря вспомнил: когда он под водой, уцепившись за корягу, считая, дошел до счета 20, хотел вынырнуть, но пальцы так крепко ухватили корягу, что разжать их не мог. Рыжий наклонился и доверительно-назидательно изрек:

— Ты, Киря, лучше пой, а не ныряй. В пении ты первый.

К. Платонов, Севастополь, Sos-help-for.narod.ru
02.07.2003, опубликовано 28.01.2005